Юность. Институт. Москва

     Ах, Москва, Москва!.. С детства она виделась ему центром мироздания. Он выходил на площадь перед зданием аэропорта Домодедово, сворачивал направо и спешил пристроиться в хвост очереди на автобус-экспересс «Аэропорт-Аэровокзал», чтобы потом от Сокола проехать на метро один перегон до Динамо и вдоль стадиона пешком дойти до Новой Башиловки, где он обычно останавливался у своих друзей. Светлый берёзовый лес, через который проходило шоссе на Москву, всегда вызывал у него одно и то же чувство – ностальгию по безвозвратно ушедшему доброму и безмятежному детству. Хотелось войти в этот лес, сесть на траву, вдохнуть чистый чуть влажный воздух, пахнущий грибами и прошлогодними листьями. 
    Сам город, куда он ехал, был огромный, как земной шар. Всё в нем не такое, как он привык видеть в военных гарнизонах, городках и городах, куда забрасывала его судьба сына военнослужащего, студента, аспиранта, доцента. И люди в нём были совсем другие и очень разные.
    Он сидел у окна и смотрел, как закончился берёзовый лес и небольшие пригородные дома сменились многоэтажками, которые постепенно подступали всё ближе и ближе к дороге. Экспресс шёл по Москве. Перед ним переговаривались мужчина и женщина.
- «Вы не знаете, он на Площади Революции останавливается?»
- «Вроде должен, на трафаретке написано. Да вы у водителя спросите».
- «Водитель, на Площади Революции останавливаетесь?»
- «Нет».
- «А мне сказали, что останавливаетесь».
- «Плюньте в лицо тому, кто вам это сказал».
- «Простите, мне?!»
- «А это вы сказали?»
- «Ну да. Там же на трафаретке было написано».
- «Женщина, вот ему».

    Следующим утром он сдал в институт документы, но вместо удостоверения абитуриента получил направление на медкомиссию. Это его сильно встревожило. Со здоровьем-то все было в порядке, но с год назад у него выявилась небольшая близорукость, минус два, а он по совету отца скрыл это обстоятельство и в справке, которую привез с собой, рукой врача медсанчасти были вписаны другие показатели. У отца были резоны: сразу после школы он пытался поступать в Академию Можайского на инженерный факультет – не взяли именно из-за незначительной близорукости. А получить медицинскую справку с нужными данными – да хоть с незначительной беременностью – в стране никогда не было проблемой, ни раньше, ни теперь, ни, наверно, в обозримом будущем. В общем, он запаниковал. Да и чего можно было ожидать от семнадцатилетнего провинциального мальчишки, ошеломленного огромным городом, который уже не казался ему таким доброжелательным, как в безмятежном детстве, когда рядом были сильные и уверенные папа и мама. Сейчас от него чего-то требовали, хотели с кем-то сравнивать и, самое страшное, его пытались разоблачить и могли обвинить в нечестности. И никому не была интересна его золотая медаль, медалистов там, это он успел заметить, прочитав списки абитуриентов, было по два с лишним человека на место. В общем, всё плохо.
    Утром он отправился в институт с твердым намерением забрать документы и вернуться домой. Ещё можно было успеть к началу вступительных в свой политехнический. Настроение было подавленное. В полупустом вагоне метро он не стал садиться, прислонился к поручням у двери и стоял, бездумно глядя на проносившиеся за черным окном темно-серые кабели на черной стене тоннеля. 
- «Абитура?» - молодой человек тронул его за плечо.
- «Угу».
- «МАИ, Пищевой?»
- «МАИ».
- «А что кислый-то такой, коллега?» - дружелюбно спросил молодой человек.
И он рассказал ему всё, как есть. Трудно сказать, почему. И горько было, и хотелось участия и, может быть, поддержки.
- «Ну ты, брат, даешь! Кому нужны там твои очки? У нас на самолетостроении, ты же туда нацелился?..»
- «Ну да».
- «У нас на самолетостроении половина студентов очкарики. А аспиранты все», - он показал на торчащие из нагрудного кармана легкого пиджака дужки очков.
- «А справка? Там же неправда», - его очень пугала возможность разоблачения и позора.
- «Ну, значит, неправда. Выкинут твою и вложат в дело нашу, маёвскую. Обычное дело. Иди на медкомиссию и сдавай экзамены. А вообще ты меня озадачил. Медаль это хорошо, но характер же надо иметь. Удачи тебе. Может, встретимся. И будь мужиком», - молодой человек пожал ему руку и вышел на Соколе.
    С медкомиссией обошлось именно так, как предсказал собеседник в метро. Но он так перенервничал, что не смог собраться с мыслями на экзамене по математике. Уже выйдя с экзамена, он знал, что допустил несколько ляпов, поэтому, не дожидаясь результатов, сразу забрал документы и улетел домой. Он ещё не знал тогда, что заложил в фундамент своей будущей жизни второй зыбкий камень – склонность к панике и принятию эмоциональных решений. Правда, осталась в памяти встреча с хорошим человеком.

    Дома он попереживал немного, а потом по протекции маминых знакомых устроился препаратором в институт металлургии. Металлургию он представлял в основном по киножурналу «Новости дня» да фильму «Весна на Заречной улице», где Николай Рыбников несколькими точными ударами пробивал длинным ломом перегородку летки и, озаренный заревом расплавленного металла, эффектно вытирал вспотевший лоб тыльной стороной суконной сталеварской рукавицы. В группе ультразвука однако занимались исключительно электроникой. Он научился работать с тестером и осциллографом, научился паять и собирать несложные электронные схемы. Здесь он с пользой и удовольствием проработал полгода, но пора было готовиться к поступлению в институт, и в мае он уволился. Авиационный оставил тяжелые воспоминания и комплексы, сейчас он решил поступать в инженерно-физический – МИФИ.
    Теперь он настроился получше. Он уже имел представление, что такое вступительные экзамены, кроме того, методично от корки до корки проштудировал толстое пособие по математике для поступающих, правда, в Физтех. Документы он подал на факультет экспериментальной и теоретической физики на специальность «теоретическая физика». Когда оценил конкурс, ему стало не по себе: только медалистов было пять или шесть человек на место. Первый экзамен – письменную математику, он был уверен, написал без ошибок. 

    «Так, давай посмотрим, что тут у нас?..» - экзаменатор бегло пролистал подробно расписанные ответы на вопросы экзаменационного билета по устной математике, потом вытянул несколько листов из стопки сложенных на краю стола письменных работ. 
    Фамилия экзаменатора была Дубов, это он запомнил. Дубов был известен тем, что выпустил свой сборник задач для поступающих в МИФИ, правда, был он потоньше и послабее капитального труда физтеховского Савельева… В общем, пособие Дубова при подготовке было им проигнорировано…
    - «Вот здесь в письменной работе у вас недочет, между прочим. Склонен поставить вам четверку». Четверка по письменной математике означала общую четверку по математике, а это означало, что нужно будет сдавать ещё физику, химию, русский язык.
- «Вот вы плоский угол в основании пирамиды рассчитали, а период не добавили, ответ правильный, но не полный».
- «Я не согласен. Там написано, - он прекрасно помнил и условие задачи, и свое решение, - дана пирамида, значит, дана настоящая геометрическая фигура, физическое тело, а у физического тела не может быть угол при основании равен живому углу плюс два пи в периоде. Пирамида не бывает с углом в четыреста двадцать или семьсот восемьдесят градусов, её так не выкрутить!» - он в сердцах описал пальцем в воздухе два оборота воображаемого угла в основании злосчастной пирамиды.
    Дубов отодвинул листки в сторону, пристально посмотрел на него: «Здесь у вас всё более-менее правильно, - кивнул он в сторону листков с его ответами на вопросы устного экзамена, - давай поговорим ещё, - он подвинул к себе тоненькую мягкую книжку с надписью «Дубов. Сборник задач по математике для поступающих в МИФИ» и пальцем перевернул несколько страниц. 
- «Набросайте-ка мне график суммы тангенса аргумента и его экспоненты. Нет, считать не нужно, найдите реперные точки и покажите ход кривой».
- «А что такое реперные точки?»
- «Ну, характерные: пересечение осей, точки максимумов и минимумов…»
Он задумался, потом быстро нарисовал кривую в координатах икс-игрек.
- «А если экспонента будет не от икс, а от единицы, деленной на икс», – заглянул экзаменатор в книжку.
Он задумался надолго, потом нарисовал и это.
- «Правильно, но долго думаете, время дорого. А если будет не экспонента икс, а экспонента тангенса икс …»
Это продолжалось минут двадцать. На половину вопросов он ответил, на половину, пожалуй, нет.
- «Ну, что будем делать? Тройку я вам могу поставить, а больше – не знаю. Готовиться надо лучше», – он похлопал по сборнику.
- «Не надо тройку. Вообще ничего не надо. А готовиться – это вам лучше надо!» - он взял со стола своё удостоверение абитуриента, направился в приемную комиссию, забрал документы и пошел в общежитие, где он в этот раз остановился, чтобы не стеснять знакомых – выписываться.
    Соседи по комнате – бывалая абитура – а двое из них поступали уже в третий раз, выслушали его, взволнованного и удрученного.
- «Психанул ты зря. К следующему экзамену от конкурса ничего не останется, а к концу начнут троечников обратно отзывать. Известное дело».
- «Да обидно очень. Чего он прицепился?! Я всё правильно решил и по письменному, и на вопросы правильно ответил. А что медленно – я всегда медленно думаю. Зато правильно». 
- «Ты сам посмотри, ты иногородний, значит, тебе нужно общежитие, а общежитий не хватает – раз. Ты готовился по Савельеву, говоришь? Ты Дубову об этом сказал?»
- «Да».
- «Ну и зря. Чего ты хотел? Обидел – два. А фамилия твоя как?»
Он ответил.
- «Вот. А Дубов, говорят, антисемит».
- «А это что?»
- «Ну ты даешь!.. Евреев он не любит. Ты откуда такой?»
Он задумался. С такой проблемой он мельком сталкивался лишь однажды, когда, заглянув в открытый классный журнал девятого «Б», обнаружил там «еврей» против своей фамилии в колонке «национальность». Озадаченный, он посоветовался дома с отцом. Тот жестко сказал: «Завтра же потребуй изменить. Ты русский. У тебя мать русская, а национальность можно выбирать по одному из родителей. Тебе скоро паспорт получать». Классная, Бэлла Михайловна Листенгартен, с сомнением посмотрела на него, но запись исправила.

    Много позже, уже доцентом, довелось ему поработать в составе институтской приемной комиссии. Запомнились напутственные слова ректора, сказанные в узком кругу посвященных: «…И чтобы никаких мне швили-дзе близко не было…» Что ж, мировоззрение формируется на протяжении всей нашей жизни. Как-то откликнется?..
 

<< предыдущая          следующая >>

______________________________________________________________________

​

|К читателю|  |Воспоминания отца-1|  |Воспоминания отца-2|  |Проза|  |Доцентские хроники| |Письма внуку|  |Поэзия|  |Контакты|