Некоторые рассуждения о войне

Прежде чем перейти к воспоминаниям о дальнейшей службе в армии, а это кроме войны еще 24 года армейской жизни, да и вообще о своей жизни до сегодняшних дней, попробую немного порассуждать о войне, но теперь уже глядя на это глазами человека, так или иначе сорок пять лет связанного с армией (28 лет службы и 17 лет работы военруком). Я уже записал два раздела (это по-крупному, а так больше), при этом старался смотреть взглядом, соответствующим тому времени и возрасту, но не всегда это получалось, много раз я как бы комментировал всё с сегодняшних позиций. Особенно это было тогда, когда я писал о войне. Поэтому сейчас лишь отдельные моменты. 

О фронтовиках, да и вообще, о войне у нас в основном вспоминают в День Победы. А отмечая заслуги фронтовиков, говорят, как правило, только о хорошем. Не умаляя ни в коем случае этих заслуг, мне хочется отметить и теневые стороны. С возрастом они виднее.

Первое, что стоит в этой связи отметить: к войне мы оказались слабо подготовленными. У нас было мало самолетов, да и те плохого качества, совершенно не было автомобилей и тракторов, сравнимых с немецкими, недостаточно (и им не уделялось должного внимания) танков, совершенно не было автоматического оружия. И когда немцы перешли границу, против их механизированных и потому очень маневренных войск мы смогли выставить в основном пехоту, слабо или совсем не подготовленную к войне против танков. Немцы основные массы своей пехоты перебрасывали на автомашинах и бронетранспортерах, а мы - в пешем строю. Артиллерия у нас была в основном на конной тяге, тракторы ЧТЗ С-60 и С-65, не говоря уже о совсем маломощном НАТИ-5, имели непозволительно малую скорость и не могли обеспечить маневр артиллерии. И, наконец, в первые же часы немцы смогли уничтожить всю нашу авиацию (в основном истребители). Да если бы и не уничтожили, то наши И-16, а тем более, И-15, не были ровней немецким мессершмиттам и фоккевульфам. То же было и со стрелковым оружием: появившийся позже автомат ППШ (а сначала ППД) с пистолетным патроном от «ТТ» и патефонной пружиной в диске имел склонность (пусть и не часто) перекашивать патрон и «заедать» во время стрельбы. Недаром потом да и до сего времени во всем мире в автоматическом оружии используется рожковый, а не дисковой магазин. У немцев же были целые подразделения автоматчиков, вооруженных безотказным «шмайсером». У нас в самом начале войны были даже тачанки с пулеметом «Максим», оснащенным кожухом вокруг ствола, заливаемым для охлаждения водой. С таким оружием еще в гражданскую войну воевал Василий Иванович Чапаев, а нам в 41-м пришлось воевать с механизированными частями немцев. И совсем не понятно: у нас в начале войны были кавалерийские корпуса Доватора, Кириченко, Белова и др., вооруженные шашками и кавалерийскими карабинами. А недавно прочитал, что у нас в самом начале войны не хватало даже винтовок и патронов. Три риторических вопроса:

Много слышал (теперь, конечно, а не прежде): если бы немцы начали войну не 22 июня, а, допустим, в начале мая, то они до наступления морозов взяли бы Москву и закончили войну победой. Так ли это?

Сумели бы мы без помощи союзников, и главное, без открытия второго фронта, победить немцев в Великой Отечественной войне?

Смогла бы еще хоть какая-нибудь страна выдержать подобную войну (при наших потерях людей и территории)?

Мои соображения по первому вопросу. Во-первых, зимние морозы 41 года были не в радость не только немцам, но и нам тоже. Правда, нашу пехоту, прибывавшую под Москву, особенно из Сибири, одели в полушубки, шапки-ушанки и валенки. А немцев тогда у нас показывали (сам я их не видел) одетыми в пилотки, сапоги и короткие шинели. Но главное-то все-таки, думается, было в технике, а немецкие дизеля, надо полагать, были достаточно морозостойкими. Уже теперь, через полсотни лет, в газетах и журналах стали писать, что у нас было очень много обмороженных (массовые обморожения в финскую войну, похоже, так ничему и не научили), в отдельных частях были перебои с питанием, вшивость и даже сыпной тиф. Потеря Москвы нанесла бы обороне громадный урон, но сейчас мне видится, что Сталин и в случае потери Москвы не собирался заканчивать войну и признавать поражение. На восток было переброшено очень много военных заводов, которые уже начали выпускать и поставлять на фронт оружие. Правительство переехало в Куйбышев, все учреждения с оккупированных территорий были эвакуированы и уже работали в тыловых городах. И, наконец, вот такой символ - был учрежден орден Кутузова. А Кутузов, как известно, сдал Москву, но выиграл войну. Думаю, что морозы 41 года затруднили боевые действия обеим сторонам, но не явились основной причиной приостановления боевых действий немцев, тем более что к Москве они вплотную подошли в середине октября, когда сильных морозов еще не было. Думается, что основная причина была в том, что немцы выдохлись, плюс мы хоть и вынужденно но смогли выдержать многомиллионные потери, а немцы – нет.

Второй вопрос с окончанием войны и много лет позже дискутировался в армии, а я все время был в армии или был тесно с ней связан. Известна, конечно, та мудрость, согласно которой «всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны». И все же попробую поискать ответ. Материальная помощь союзников не была, конечно, решающей. Вознесенский, будучи еще членом Политбюро, написал книгу «Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны», где определил эту помощь в 5%. Много позже я встречал цифру в 10%. Но и то и другое было только помощью. Я знаю о том, что нам поставляли самолеты, моторы для Ил-2, корабли, взрывчатку, продукты питания, но что было видно на глаз - много различных марок автомобилей: «Студебеккеры», «Доджи», «Шевроле», «Виллисы». Были еще английские танки (кажется, «Валентин»), торпедные катера. Несомненно, поставляли что-то еще. Но самое главное, мы ожидали от союзников открытия второго фронта, а это затянулось до июня 1944 года, когда свою-то территорию мы фактически освободили. В 1943 году, правда, войска союзников высадились в Сицилии, что вскоре заставило выйти из войны Италию. А англичане, кроме того, выгнали из северной Африки немецкий корпус Роммеля. С одной стороны, иногда мне думается, что мы и без союзников выиграли бы войну. Уложили бы еще не один миллион солдат, увеличили бы еще призывной возраст (к концу войны и так призывали 55-летних), заменили бы мужчин, имеющих броню, на женщин, да мало ли что еще могли придумать… С другой стороны, трудно заменить квалифицированного сталевара, шахтера, работника оружейной, самолетостроительной и других оборонных специальностей (а их, наверно, и так «перетряхнули» не один раз, даже заключенных «перетряхивали»). По моим представлениям мы и так к концу войны приползли на четвереньках, и может быть, эти 5 или 10% были тем самым «довеском», без чего могло и не хватить сил. Не знаю, насколько здесь уместно подобное сравнение, но, например, штангист поднимает 100 килограммовую штангу, а 105 поднять не может, или прыгун прыгает на 2 метра, а 2 метра и 1см прыгнуть не может. А ведь он выкладывается полностью и уже сделанное несравнимо с этими дополнительными пятью килограммами или одним сантиметром. А что было бы, если бы немцы раньше американцев изготовили атомную бомбу и применили ее тогда, когда в Германии на сравнительно небольшой территории находилась почти вся наша армия, а это чуть ли не все мужское население страны. И если на первый вопрос я ответил отрицательно: нет, не морозы главная причина того, что под Москвой немцев сумели остановить, а потом и отбросить, то на второй (Сумели бы мы победить в войне без помощи союзников и, главное, без открытия второго фронта?) ответа у меня так и нет, хотя тянет сказать: «Да. Справились бы и сами». Не знаю.

И, наконец, третий вопрос: «Смогла бы еще хоть какая страна устоять против такого натиска?» (пропорционально своим масштабам конечно, нельзя ведь ставить немцев против Дании или Голландии). У нас всегда говорили: «Нет. Ни одна страна кроме СССР». Ну а если порассуждать. Франция сдалась немцам через месяц (или через два, или через три, не помню), но сохранила и людей, и практически все города. Примерно то же произошло с Норвегией, Данией, Бельгией, Голландией. А может ли позволить себе сейчас Израиль, когда многие арабские государства говорят об уничтожении еврейского государства («Сбросим всех евреев в море!»), к которому, кстати, евреи стремились 2 тысячи лет, повторить путь Франции 40 года. Ясно, что здесь такой подход невозможен. В Советском же Союзе подобный путь, во-первых, сменил бы правящую верхушку, в руках которой был невиданный по силе карательный аппарат, который не только мог пресечь любую попытку противодействия, но даже противомыслия (вплоть до депортации целых народов: чеченцев, ингушей, калмыков, крымских татар, турок-месхетинцев, греков и др.) Во-вторых, государство оградило своих граждан от всякой связи с заграницей, закрыло от них все сведения о том, как там живут люди, да и вообще, что там делается. Все это доходило до нас через мощные фильтры и в нужном для начальства свете. Это дало возможность вырастить целое поколение людей, слепо верящих во все, что им говорилось. Впрочем, не верящих или сомневающихся, да и просто способных к рассуждениям не по заданному шаблону, еще до войны кого уничтожили, кого рассадили по лагерям и тюрьмам. Нужно добавить, что страна состояла в основном из крестьян, не имевших даже паспорта и тем самым закрепленных за определенным местом жительства (разновидность крепостного права), т.е. имевших очень ограниченную возможность общения с людьми других районов страны. Вот эти да и некоторые другие факторы делали наш народ послушным, и при железной воле Сталина только мы были способны, неся неслыханные потери, продолжать войну. Как писали много после окончания войны писатели Алесь Адамович и Виктор Астафьев: «Мы затопили врага своей кровью…» Но вот что любопытно, наши громаднейшие потери выдавались если и не за заслуги, то за некий показатель вклада в победу, тогда как с осуждением говорили, что «американцы потеряли только 450 тысяч человеческих жизней». Это ведь факт, что у нас американцев осуждали не столько за меньший вклад в победу, сколько за несравненно меньшие потери, чем у нас.

Эта готовность государства жертвовать людьми в больших количествах осталась и до последнего времени уже в так называемое мирное время. Мы десятками тысяч побили людей в Афганистане и Карабахе, Баку и Вильнюсе, Тбилиси и Абхазии. Наконец, большие жертвы в Чечне. И если на заре советской власти главком Красной армии говорил: «Вы на танках, а мы на санках» и «Революционный порыв выше академий», то в Чечне армия воевала не на санках против танков, а с применением всех видов оружия, разве что кроме атомного, и все равно несла тысячные потери, да сверх того - в десятикратном размере - среди мирного населения. А ведь еще перед Великой Отечественной войной одно из первых лиц государства, нарком обороны К.Е. Ворошилов, уверял страну в том, что в случае войны победа будет на чужой территории и малой кровью.

А вот для контраста: американцы и в ту войну всячески избегали людских контактов с противником, заменяя их многоразовыми бомбардировками и артобстрелами, а также большим количеством броне- и автотехники. Пусть это было в некотором роде и политическим жестом, но когда в США привезли из Персидского залива первый гроб, в котором находилось тело летчика, то его встречал президент. У нас же гробы с афганцами по инструкции должен был встречать и организовывать военком района, а тот придумывал себе «дело» и перепоручал это несомненно неприятное дело одному из офицеров военкомата, а тот одному из нас, членов комитета содействия. Я один раз организовывал в Алма-Ате от имени военного комиссариата похороны афганца. 

У нас сведения о погибших или скрываются, или перевираются, как это было еще в Великую Отечественную войну и продолжается до сего времени. У американцев, как рассказывал по телевизору во время войны в Персидском заливе корреспондент Нуйкин, в каждом штате по утрам бегущей строкой показывали фамилии участников боевых действий от этого штата, в том числе обязательно раненых и убитых. И не только сокрытие этих данных, но и ошибки становились предметом рассмотрения в Конгрессе. А в итоге - это показатель того, кто и как бережет своих людей.

Я сейчас точно не помню дату, но где-то в конце тридцатых годов немцы захватили остров Крит. Имея союзников в Средиземном море (Италия, Испания) и не имея серьезных противников, немцы свободно могли захватить этот остров в ходе морской операции. Но они захватили его воздушным десантом. Если я не ошибаюсь, они сбросили на остров 3 тысячи парашютистов. Всем стало ясно, что они готовятся к захвату Англии. Историк я никакой, но мне кажется, что на территории Англии вражеские солдаты не были никогда. Не удалось это и Гитлеру (Наполеону в свое время тоже). Англичане, готовясь к обороне страны, стали в массовом порядке призывать в армию женщин. Вот по этому поводу и хочется порассуждать. Сейчас, когда Россия буквально плачет от некомплекта армии, ей стоило бы обратиться к опыту Англии 1940 года. Даже сегодня в Армию Обороны Израиля призывают женщин. В США, где не мобилизационная, а контрактная система комплектования армии, тоже много женщин (даже 5 генералов - женщины).

Не зная условий жизни женщин в армиях других стран, думая о наших, хочется повторить известное: «Война - ни в коем случае не женское дело». Мне думается, что в войну наиболее тяжелая доля досталась женщинам-санинструкторам, которые прямо из боя вытаскивали раненых, имея в самом лучшем случае в качестве средства транспортировки собственную плащ-палатку. Под огнем (часто и прицельным) ей нужно было перевязать и перетащить хотя бы в безопасное место иногда и крупного мужика, который в бессознательном состоянии становился еще тяжелее. А сколько этих девочек погибло, спасая раненого, часто и вместе с ним, сколько остались калеками.

Когда появились первые штурмовики Ил-2 (да и бомбардировщики Пе-2), то место стрелка-радиста зачастую занимали женщины. И если летчик со спины был защищен бронеспинкой, то стрелок-радист в первое время - ничем. Они и гибли сотнями и тысячами. Да и готовили их наспех: основы радиодела, запоминание силуэтов немецких самолетов, стрельба из авиапулемета, несколько прыжков с парашютом с вышки, да два-три с По-2 с 400-метровой высоты - и готов стрелок-радист. А их требовалось много. Очень уж много их гибло. Опытные немецкие летчики, воевавшие в небе многих европейских стран, начиная с Испании, уничтожали сначала стрелка-радиста, а потом расправлялись с незащищенным сзади самолетом. А девочки, которым «повезло», попали в зенитную артиллерию. Снаряд (автоматических пушек у нас сначала не было) весил больше пуда, а во время стрельбы их требовалось подать много, работа эта не для женщины, а для здорового мужика. К этим батареям часто прорывались немецкие танки или диверсионные группы и давили и расстреливали, не разбирая, мужчина это или женщина. В наших лихих фильмах и приключенческих книгах не раз описывалось, как наши девушки прыгали с парашютом в тыл врага и, как правило, ночью и на лес. Ночью да на лес хорошо прыгать в кино. А в жизни да ночью при прыжках на лес большая вероятность просто напороться на сук и погибнуть, ничего не успев сообразить, разве что крикнуть «мама». 

В армии есть много должностей, где можно использовать женщин: штабные писари и библиотекари, официантки и переводчицы, планшетистки и медицинские работники и много других подобных, а пушки, танки и самолеты все-таки следует оставить мужчинам. И от меня (и многих других тоже) нижайший поклон всем женщинам, которые были на войне.

У той войны была еще одна сторона, о которой оставшиеся в живых старались говорить как бы вполголоса, хвастаться здесь было нечем: это значительная, чтобы не сказать массовая, сдача в плен, особенно в первое время. Недавно прочитал книгу Игоря Бунича «Таллинский переход». Вообще-то эта книга о гибели значительной части Краснознаменного Балтийского флота в 41 году. Но там есть и такое. В первое время войны на нашей территории было 3,2 млн. немецких солдат, а наших пленных в это время у немцев было 3,5 млн. (всего за войну 5 миллионов). Автор утверждает, что такое количество немцы не смогли бы пленить физически. И делает вывод, что повальная сдача в плен была реакцией кадровой армии на репрессии в предвоенные годы, это с одной стороны, и проявлением нежелания сражаться и тем более умирать за существующий строй - с другой. Я не был в этот период на фронте. Но слышал, так сказать, «по горячим следам» много неприятного. Услышать такое для меня даже сейчас - дико и мало правдоподобно. Но смущает вот что: 5 миллионов пленных. А если сюда добавить так называемых пропавших без вести. Я понимаю, что часть из них погибли, но не все же. А сколько ушли в Америку да и в другие страны до Австралии включительно, все это неслыханное количество в истории войн, кстати, превышающее списочный состав кадровой армии в довоенные годы. И ведь именно к этому году относится высказывание Сталина: «У нас нет пленных. У нас есть изменники Родины. Они все будут наказаны, а родственники их высланы». Я, кстати, не слышал, чтобы высылали. Все это можно было бы отнести к деспотизму Сталина, но почему тогда не всех пленных репрессировали? Часть ведь и освобождали от наказания. В то же время Виктор Некрасов, издавший после войны книгу «В окопах Сталинграда», интересовался мирной жизнью солдат своей бывшей роты и навел справки: почти все попали в лагеря.

Какие здесь существовали критерии? Этого я просто не знаю. В последние годы стали много говорить о бездарности наших военачальников. Раньше говорили о героизме русских солдат и бездарности царских генералов. Но ведь и те и другие теряли на полях сражений миллионы солдатских жизней. И опять у меня нет ответа. Не знаю, в чем дело. 

Война с Финляндией стоила очень большого количества жизней, а сколько было раненых и, особенно, обмороженных, и все это из-за полной неподготовленности. Командовал тогда армией «первый красный офицер» К.Е. Ворошилов. Его сменил Тимошенко. Вот они да еще Семен Михайлович Буденный, да кажется еще некоторые «буденовцы» с прежним кавалерийским опытом командовали в первых боях против немецких танковых колонн. Это позже (я-то помню по Подмосковью) появились Жуков, Конев, Рокоссовский и др. С их именами связаны и первые успехи. Но потери не уменьшились.

Сейчас во всем обвиняют Сталина. Это по его приказу брали города к юбилейным датам, а не тогда, когда операции были серьезно подготовлены, что стоило многих дополнительных жертв (Киев, например, взяли к 7 ноября, утопив при этом в незамерзшем Днепре не один десяток тысяч наших солдат). Позже стали все это объяснять отсутствием достаточно подготовленных кадров военачальников, значительная часть которых была уничтожена в предвоенные годы. И если командиры у немцев начиная практически с полкового звена имели академическое образование и опыт ведения войн во многих странах Европы, то у нас до конца войны продолжал существовать лозунг времен гражданской войны: «Революционный прорыв выше академии». 

Правда, где-то после Сталинграда этим перестали козырять. А сразу же после войны стали увольнять с больших постов людей, не имеющих высшего образования или не обучающихся очно или заочно в вузах. Среди заочников нашей академии я видел прокурора Белоруссии (кажется, Ветров), прокурора Закарпатского военного округа, начальника «Смерш» Московского военного округа и много прокурорских и трибунальских работников крупных военных гарнизонов. И сюда же: Маршал Советского Союза Василевский, как мне представляется, один из наиболее толковых военачальников времен Отечественной войны, в своих мемуарах писал: «Если бы Сталин не обезглавил армию в предвоенные годы, то не только не было бы таких потерь, но, вполне возможно, не было бы и самой войны». 

Василевскому конечно виднее. Но опять вопрос: сейчас у нас, как у немцев в период войны, нет ни одного командира полка без академического образования, многие его замы а то и командиры батальонов с академией, все командиры дивизии и выше окончили Академию Генерального штаба. Все остальные офицеры начиная с командира взвода окончили 4-х, а то и 5-ти летние военные училища. Армия оснащена всеми видами современного вооружения, а со всех мест, где шли или идут военные действия (из Афганистана и Чечни особенно), идут и идут гробы с телами погибших наших солдат и офицеров. В чем дело теперь? Кто виноват? Это что, для нас неизбежно?! Здесь я ничего вразумительного сказать не могу. Хочется только сравнить: мы всей страной со всей ее мощью воевали в Афганистане. С неограниченной возможностью маневра вплоть до полного окружения воевали в Чечне два года. И не только позорно проиграли, но и понесли большие потери. Американцы в Персидском заливе 100 дней готовились, производя периодические бомбардировки и 100 часов (всего четыре дня) вели активные боевые действия, понеся при этом незначительные боевые потери. А ведь армия Ирака по технической мощи да и опыту ведения войны (8 лет войны с Ираном) несравненно сильнее и Афганистана, и Чечни.

О поведении на оккупированной территории я уже писал. Больше не хочу. Хотя я видел или слышал о бесцельных убийствах, о мародерстве и насилиях, которые нам подносились (а нами охотно воспринимались) как исключительные случаи. Одно утешение: на войне - как на войне…

Но я видел и обустроенность, и весь быт в Германии, Австрии, Чехии, Словакии… Видимо, крепко в меня вбивали коммунистические идеалы в пионерской и комсомольской организациях, а позже в партии и армии, если я и после всего увиденного остался им верен, а некоторые из возникающих сомнений старался относить к тем самым «исключительным» случаям. Впрочем, довольно быстро все, что мы там видели, от нас закрыли, слишком уж широко открытыми глазами многие стали смотреть в ту сторону. А потом мы выехали из Германии. А потом на нас обрушили целую лавину агитации о преимуществах нашего образа жизни и о кознях империалистов против нас. И опять я всему верил.

В газете «Новости недели» за 6 мая 1999 года напечатана статья «Легенды второй мировой войны». Запишу ее в кратком изложении и без комментариев в виде "общепринятое мнение - мнение авторов статьи". И хотя с общей ее концепцией я и не согласен, но… запишу.

Война с Гитлером продолжалась с 41 по 45 годы.
- Война с Гитлером началась не в 41, а в 1939 году.

Сначала Россия воевала неудачно. Потом воевать научилась.
- Непрерывно с 1939 года по 45 г.г. Гитлеру противостояла только Великобритания.

Второй фронт был открыт в 44 году с целью раздела добычи.
- Открытие второго фронта (высадка во Франции) англичане и американцы рассматривали с точки зрения своих интересов и сбережения своих граждан.

Наибольший вклад внес тот, кто понес наибольшие потери.
- В 1939-41 г.г. Советский Союз сохранял благоприятный для Германии нейтралитет, поставляя ей сырье. Война с Финляндией превратила СССР из союзника Англии и Франции в союзника Германии.

Нападение на СССР было внезапным.
- Англичане предупреждали Сталина о готовящемся нападении немцев. Это видно хотя бы из «Опровержения ТАСС от 14.6.41 года».

В СССР считали началом открытия 2-го фронта высадку союзных войск во Франции.
- Не принимаются во внимание все военные действия США и Англии. А ведь были и разгром Роммеля, и вывод из войны Италии, и, наконец, самые крупные в истории человечества военно-морские сражения на Тихом океане.

Попробую порассуждать в форме «если бы».

Если бы я родился не 19 января 1924 года, а всего на три недели раньше, т.е. пусть даже 31 декабря 1923 года. Это был бы 23-й год рождения, а его призывали в армию в 41, а не 42 году. Большинство наших ребят были призваны в декабре 41 года. Многие из них окончили Магнитогорское танковое училище, и многие из них сгорели в танках под Сталинградом.

Если бы меня в июле 41 года все-таки приняли в Севастопольское военно-морское училище. В связи с потерей в 41 году значительной части как Балтийского, так и Черноморского флотов, большинство флотских экипажей были списаны с кораблей и пополнили ряды морской пехоты. Так что, по всей вероятности, морским офицером я бы не стал, а через 2 месяца после поступления в училище был бы переведен в морскую пехоту, а это совсем не то, о чем я мечтал в школе.

Если бы я остался в Туле в институте. Думается, что видного инженера-оружейника из меня не получилось бы. Я учился (начинал вернее) на факультете патронно-гильзовой специализации, а это хотя и оружейник, но не совсем. А потом, даже при самых серьезных сокращениях программы, институт я закончил бы лишь к концу войны.

Если бы при эвакуации мы сошли не в Бугульме, а остановились на какой-нибудь другой станции… Я не встретил бы Тоню. А так 20 ноября 1941 года мы познакомились, а 7 февраля 1997 года отметили Золотую свадьбу.

Если бы тогда в 41 году в Бугульме секретарь райкома партии согласился с моей просьбой об отправке на фронт, а не направил бы меня на курсы шоферов… не знаю.

Если бы после Сталинграда у нас не сменили профиль обучения с командиров взводов по блокировке ДОТов и ДЗОТов на аэродромщиков. По первой специальности в живых, как правило, оставался лишь тот, кто после первого ранения попал в госпиталь, благополучно отлежался, а потом по счастливой случайности попал в более «легкую» часть.

Если бы, возвратившись из командировки в Москву в сентябре 45 года, я не удрал в Союз вдогонку за своей частью, а остался служить в Германии. Здесь совсем не ясно, очень многие части расформировывались, а офицеры увольнялись.

Если бы меня после окончания академии оставили работать в органах военной юстиции. Не знаю: слишком уж я верил всему, что нам говорили, и наверняка был бы верным «карательному мечу».

Если бы в 1994 году не поехал в Израиль. Очень тосковал бы по Юре и Бореньке, но не было бы дикой тоски по всему тому, что там осталось (а там ведь не только 70 лет жизни, но и сын, и три внука…).

Эти девять «если» можно долго продолжать. И в моих воспоминаниях они являются в некотором роде «лирическим» отступлением. 

В своих записках я упустил такую фигуру, как уполномоченный «Смерш». Когда я прибыл в 43 году в батальон, на этой должности был капитан. Звали его Семен, а фамилию не помню. В этом звании он от нас и ушел, когда после окончания войны мы прибыли в Белоруссию. Слава Богу, к этой организации я отношения не имел, но, сколько помню, отношения к ней были как бы раздвоены: с одной стороны, уважительное - борьба со шпионами, диверсантами, террористами, слова Дзержинского о том, что «у чекиста сердце должно быть горячим, голова холодной, а руки чистыми»; с другой - чувство боязни, все еще помнили 37 год. Потом, я помню, памятник Дзержинскому в Алма-Ате (впрочем, как и памятники Ермаку и Пржевальскому) свалили первым. Короче говоря, все развернули на 180 градусов. Но я не об этом. Я про Семена и совсем немного о тех, кто был после него. Когда я только прибыл в часть, Семен все расспрашивал, почему не прибыл в часть Петр Щелоков (я рассказывал, что он попал ногой под поезд). Семен почти все время бывал в разъездах, и я его очень редко видел. Помнится, уже где-то в Германии мы задержали немецкого солдата, который был переодет в гражданскую одежду и пробирался на запад. Семен в присутствии трех или четырех офицеров допрашивал его через переводчика. Неожиданно Семен ударил его по лицу. Не знаю, сказал ли немец что-то не так, или таков был способ допросов. Толя Денисов, помнится, обругал за это Семена и сказал, что пленного бить просто, а если чешутся кулаки, бери автомат и иди в окопы, там все дозволено. Семен огрызнулся, но немца больше не бил. Еще мне запомнилось, как будучи в подпитии Семен жаловался на малый объем работы: «Я о вас знаю больше, чем вы сами о себе знаете». 

После Семена (это уже на севере) был тоже капитан, но ни имени, ни фамилии его я не помню. Этот оказался негодяем. Не знаю каким способом, но он подговорил солдата-шофера, и тот написал бумагу, согласно которой выходило, что Петр Пушкин (он в это время был начальником технического снабжения) продал кому-то на сторону ящик с патронами. Приехал полковник из КГБ, и солдат признался, что наш уполномоченный подговорил его написать оговор. Солдат в своей бумаге утверждал, что он отвозил патроны под сидением Студебеккера, а когда подняли сидение, то оказалось, что не только ящик, но и цинк с патронами туда не поместится. Вскоре у нас эту должность вообще сократили.

И еще встречи. В октябре 1969 года я увольнялся в запас. В присутствии Владимира Кузьмича Сыромолотова я передал дела и должность своему уже бывшему заму М.Е. Княжеву. Но в тот день не уехал, т.к. на проводы из Ташкента обещал приехать начальник аэродромного отдела армии С.Е. Гневашев. А ночью на машине солдаты сбили велосипедиста. Группу уполномоченных (кажется, их было человека три) в гарнизоне возглавлял майор Аполлон Иванович Божко. Помнится, он мне пригрозил: «Так можно и без пенсии уволиться». Но это была уже не моя болячка, я был уже в запасе. Кстати, этого Аполлона Ивановича (не часто встречается такое сочетание имени и отчества) потом перевели в Алма-Ату, а потом лет через двадцать мы опять встретились - наши дачи оказались почти рядом. Когда я работал военруком в школе, то наряду с милицией порядок школьного оружия проверяла и эта служба. Один раз, когда две наши учительницы купили путевки на круиз вокруг Европы, от них тоже приходил молодой парень. Его интересовало мое мнение: не останутся ли они за границей?

Писать о войне «чернуху» можно долго, тем более что за последние годы подобное подбрасывают и кинофильмы, и газеты, и книги. Напишу немного в виде перечисления из того, что частично видел сам, а частично слышал или вычитал. И это не в порядке важности, а как вспомнилось.

Я уже писал, что наши безногие калеки передвигались на самодельных колясках, сделанных ими самими, на подшипниках. Иногда на деревянной ноге, тоже самостоятельно изготовленной. Настоящих колясок у нас не было. Объясняли это отсутствием средств. А многомиллиардные вливания в Кубу, Египет, Сирию, Ливию и другие страны мы делали безвозмездно.

В лесах Катыни расстреляли тысячи польских офицеров, а когда Польша стала дружественной страной, комиссия под руководством академика Бурденко и писателя Алексея Толстого составила документ, согласно которому выходило, что это немцы их расстреляли. Сейчас признали, попросили прощения, но теперь все свалили на Сталина.

В конце войны видел на какой-то автостраде в Германии раскатанный в лепешку труп немецкого солдата: машины шли на запад сплошным потоком и не все успевали отворачивать.

Когда судили лейтенанта Муратова за то, что тот привез метиловый спирт, от которого отравились многие солдаты, а 9 человек умерли, то, пытаясь искать оправдания, Муратов рассказал, что он напоил сначала старого немца. И лишь убедившись, что тот живой, привез спирт в батальон. Председатель трибунала это также вменил ему в вину: на старом немце как на подопытном кролике он проверял пригодность спирта.

Раньше я просто слышал, причем лет десять назад от командира бомбардировочного полка, а не так давно и прочитал, что не только немецкие, но и наши самолеты и торпедные катера бомбили корабли с женщинами, детьми и ранеными. Корабли, выходившие, например, из Кенигсберга. Но если это были ненавистные немцы, и шла жесточайшая война, то в Чечне против селений применялись самые душегубные средства борьбы, в т.ч. так называемое «ковровое бомбометание».

Еще во времена Аденауэра слышал по «Немецкой волне»: у нас военнопленных использовали не только на строительных работах, но и на разминировании не нанесенных на карту минных полей, при создании и уничтожении химического оружия, при работе в свинцовых и урановых рудниках, при вылавливании плавающих мин, на других работах, связанных не просто с повышенной, а со смертельно опасностью. Не так давно то же читал о японских пленных.

Я не помню, записал ли или нет. Но если и записал, у меня все равно не прояснилось до конца: Гитлер был у власти 12 лет (с 1933 г по 1945 год), Сталин 29 лет (с 1924 по 1953 год). Как им удалось создать целое поколение безоглядно преданной молодежи? Ответа у меня нет. А хотелось бы иметь, особенно глядя на сегодняшнюю российскую молодежь.

После гражданской войны у нас демонтировали многие из старинных памятников, будто в нашей истории не было Потемкина, Скобелева и др. А в фашистской Германии были сохранены памятники и музей М.И. Кутузова. Быть может, я где-то уже и записал, но повторюсь: подняв затонувший крейсер Варяг, японцы отремонтировали его и включили в состав своего флота, присвоив свое японское название. Но из уважения к героизму российских моряков оставили на корме надпись «Варяг». А Руднева, одного из немногих не японцев, наградили самурайским мечом. А в Алма-Ате еще в 1993 году сменили название улиц Руднева и Ушакова на другие названия, «мудро» объяснив, что они никогда не жили в Алма-Ате.

Было в войну и еще одно позорное явление - это случаи связи российских женщин с немецкими солдатами. У нас таких женщин называли «немецкими овчарками». Часто у них оправданием служила формула «война все спишет». Читал, что французы с такими расправлялись довольно оригинально: они их ловили и стригли наголо.

И еще допишу, хотя это относится не только к войне, но к войне особенно: если человек в одиночку еще как-то соблюдает библейские или просто человеческие заповеди в своих действиях или поведении, то в толпе границы дозволенного стираются, появляется чувство вседозволенности. А если люди вооружены? А если они находятся в качестве завоевателей на вражеской территории? А если солдаты страны, где мы сейчас являемся завоевателями, в свое время сожгли мой дом, мой город, угнали неизвестно куда или уничтожили моих родственников? А если на это накладывались призывы «Папа, убей немца!», и если все песни, стихи, кинофильмы с первого и до последнего дня призывали к этому же, а перед территорией Германии надпись «Вот оно, фашистское логово!». Нет, не я им судья!

Хотя безобразия, конечно, были и предостаточно.

Были изнасилования, об этом в конце войны были (и в немалом количестве) приказы по армии и фронту. Были бессмысленные убийства. Зайдя в один жилой дом, я увидел в мягком кресле мертвого старика, убитого, похоже, с очень близкого расстояния (на лице была копоть). Он был убит выстрелом в лоб. Были и об этом приказы. Были случаи прямого вандализма или необъяснимого идиотизма. У нас один офицер застрелил племенного быка из стада, которое было подготовлено к отправке в Союз. А рядом с нами стояло прекрасное имение с большим количеством картин, ковров, книг, посуды, мебели. Его ночью подожгли, и оно полностью сгорело. Был приказ, что где-то солдаты, напившись, сожгли свинарник с большим количеством свиней и это в то время, когда у них дома голодали их родные. Было и многое другое.

Я не могу судить обо всей территории Германии, а та, где я был после войны, отошла к Польше, но практически все мирное население уходило на запад. И основная масса шла пешком с различными колясками, вплоть до детских. Рассказывали, что из Пруссии выслали всех оставшихся там немцев (недавно говорили, что часть все же вернулась). Больше об этом писать не буду. И так подумалось: а стоило ли все это ворошить? Может, лучше оставить все, как в кинофильмах? Но ведь это было… 

И еще одно, без чего закончить писать о войне было бы неверно. Несколько дней назад я получил медаль «К столетию со дня рождения маршала Советского Союза Г.К. Жукова». Жуков - личность в Великой Отечественной войне, заслуживающая отдельного разговора. Итак, Георгий Константинович Жуков, Маршал Советского Союза, четырежды Герой Советского Союза. С его именем связаны победы под Москвой и взятие Берлина, включая многое между этими событиями. Сказать о Жукове коротко не получится, сказать подробно - не хочется, хотя его книга «Воспоминания и размышления», взлет Жукова к концу войны, включая взятие Берлина и принятие капитуляции Германии, и первое время после войны, в том числе принятие им Парада Победы, опала и опять взлет и опять опала - все это дает много материала для размышлений. Напишу коротко в виде перечисления с небольшими (если получится) комментариями.

Положительное. Жуков, вне всякого сомнения, самый видный военачальник времен Великой Отечественной войны и Хасана. Что-то ничего не знаю о том, был ли он в Испании. Жуков был командующим округом, начальником Генерального штаба, министром обороны, командующим различными фронтами, первым заместителем Верховного главнокомандующего и, наконец, при Хрущеве - членом политбюро. Жуков - единственный четырежды Герой Советского Союза и единственный также из награжденных дважды орденом «Победа». Он также кавалер высших орденов Англии, Франции, США. Наверное перечисленного достаточно, чтобы показать полководческую роль Г.К. Жукова.

Отрицательное. Жуков не имел даже простого академического образования. Правда, сейчас говорят, что у него была громадная (около 20 тысяч томов) библиотека и он постоянно занимался самообразованием. 

Жуков пользовался расположением Сталина и любая операция, которой руководил Жуков, считалась главной. А это означало, что ему давалось новейшее вооружение и техника и в больших количествах все виды обеспечения. Так было, например, и при взятии Берлина, которым руководили также Рокоссовский и Конев.

Нигде не прояснено, как Жуков с его непокорным и самостоятельным характером уцелел в 37-38 годах, когда армия была обезглавлена.

Жуков был не просто груб, но и жесток с подчиненными. Примеров много. Но только один (из книг, конечно). Когда уже при Хрущеве Жуков стал министром обороны и добился подчинения себе военно-морского флота, который раньше был самостоятельным министерством, то, как это у нас передавалось (а я тогда служил на севере), он заявил, что едет «обрезать клеши». Разогнал и поувольнял многих адмиралов, отвоевавших войну. А когда к нему зашел в кабинет Адмирал Флота СССР - аналог Маршала Советского Союза на флоте, Кузнецов, бывший до этого Министром ВМФ, то Жуков накричал на него, а в конце сказал: «Пошел вон отсюда!» (Книга Бунича «Таллинский переход»).

Жуков, кажется, более других не считался с потерями на фронте. Когда после взятия Берлина Эйзенхауэр поздравлял его с победой, то все же не преминул упрекнуть большими потерями при этом. И сказал, что подобное недопустимо в американской армии: «Представляю, что бы со мною сделал и за меньшее Конгресс США!» И сюда же. У американцев был очень перспективный генерал Пэрри. Однажды он ударил тростью солдата. На этом закончилась его военная карьера, у нас же было полно начальников, которые ходили с палками и пускали их в ход без особого стеснения. Жуков был очень жесток. И дело даже не в том, что он часто приказывал через военные трибуналы (и без них тоже) расстреливать провинившихся на фронте. Когда после войны Жуков был командующим Уральским военным округом, то только у него на учениях была применена атомная бомба с занятием после взрыва пораженной территории своими войсками. Тысячи солдат и офицеров получили облучение в больших дозах. Правда, в своей книге Жуков кается, что «не был снисходителен к человеческим слабостям».

Я перечислил далеко не все положительные и отрицательные качества Жукова, а лишь те, которые первыми пришли в голову. И думаю, что медаль эту следовало бы учредить не к 100, а к 125-летию Г.К. Жукова (а что следовало это сделать, не сомневаюсь), т.к. ведь еще живы люди, которые помнят о Жукове не только по Параду Победы. Ведь о Суворове помнят лишь как о великом полководце. И никто не вспоминает, что это он разгромил восстание Пугачева, уставив виселицами дорогу от Казани до Оренбурга. И здесь, мне кажется, уместно вспомнить слова Генерала Армии Алтунина, который заметил, что «всю правду о войне скажут лишь после смерти ее последнего участника». 

Ну что же, не так много времени осталось ждать! Но какие бы недостатки и черные пятна мне сейчас не приходили на память, а любая война - это смертельно тяжелое и ужасно грязное дело, несмотря ни на что моя верность фронтовому братству остается неизменной. И больше того, я до конца остаюсь при твердом убеждении, что наше поколение выполнило задачу, поставленную перед ним историей: участвовало и победило в Великой Отечественной войне. А что отдали за это 27 миллионов человеческих жизней, мы виноваты только перед ними, иначе не сумели. И совсем последнее: за всю войну мне никто не напоминал о моем еврейском происхождении. После войны было. А во время войны - нет.

Война. Фамилии тех, кого вспомнил

1941 год. Бугульма

Толя Шаталов
Слава Ждярский
Лена Фум
Мара Горская
Толя Калиновский 

1942-43 г. г. Болшево. Военное училище

Ермолаев – Начальник училища
Манн – командир нашего батальона
Городецкий – командир другого батальона
Журавлев – командир нашей роты
Розанов – зам. командира роты
Борисюк – адъютант начальника училища
Леонтьев – наш взводный
Архипов – старшина роты
Муша – помкомвзвода
Щелоков – курсант
Микрюков – курсант
Нестеренко – курсант
Козлов – курсант

1943-1945 г.г. Война

Михайлов – командир батальона
Волна – замполит
Иванов – начальник штаба
Толмачев – начальник ПТО
Денисов – его заместитель
Семенов – геодезист
Гуржий – сержант
Слюсарь – врач
Смехов - техник роты
Пушкин – комвзвода
Муратов – комвзвода
Синельниченко – комвзвода
Габрильчук – зампотех
Тимченко – командир роты
Гаращук – командир роты
Либерман - помощник по тылу
Богатырчук - автослужба
Мельник – начальник ГСМ
Бабицкий – парторг
Волошин – начальник клуба
Миля - жена Петра Пушкина (после войны)
Тося - жена Либермана (после войны)
Шура - жена Бабицкого (после войны)
Клава - жена Денисова (после войны)
Разуваев - шофер
Селиванов - шофер
Мария - солдатка из ПТО
М. Буряк - солдатка
Галкин – начпрод
 

​