top of page

О себе. Дополнения (окончание)

 

 

Я уже записал раньше, что оставил несколко листов чистыми: заполню их (они вроде дневника), если успею до сдачи в переплет, или допишу от руки. Конечно, это повлияло на качество понимания текста. Впрочем, думаю, там не так сильно и напутано. Можно вообще-то разобраться. Прошу простить: это я писал и раскладывал при высокой температуре. Сейчас продолжу дневниковые (если это слово к месту) записи. Тем более, что здесь не больше десятка страниц.

______________________  

 

8 мая я ходил на кладбище. Вытер от пыли памятник, принес новые цветы и установил поминальные свечи: Тоне и трём её братьям (Якову, Александру и Виктору), погибшим в войну в районе Сталинграда, а также четвертому брату Василию, тоже участнику войны, умершему в 1998 году (Тоня была в это время в больнице, и я ей об этом не стал говорить). Потом позвонил об этом Вите, Маше и Олегу. Юре вечером отправил по электронной почте письмо.

 

19 июня. 11 месяцев, как мы живем без Тони. Через месяц – год. Не знаю, вернется ли Юра к этому времени из командировки. Но всё равно, годовщину отметим (помянем), когда Юра приедет.

Был на кладбище. Опять принес свежие цветы и поставил поминальные свечи. Поплакал, конечно. А потом дозвонился до Бугульмы – Маши дома не было – разговаривал с Гришей. Дозвонился до Вити: Саша перешел в 10 класс, а Стася в 8-й. Вчера вечером дозвонился до Олега. Он сменил место работы и уже два дня работает на новом месте, говорит, что нормально. У них ремонтируют офис, телефон будет недели через 2-3. Обещал писать по электронной почте.

 

А сегодня часов в 11 утра из школы позвонил Боренька и сказал, что у него болит голова. Сходил за ним и привел домой. Говорят, что здесь нужно пить воду, помогает от головной боли.

Боренька очень увлекается баскетболом (соответственно возрасту, конечно), любит играть в футбол, очень много времени уделяет компьютерным играм, самостоятельно пишет папе письма по электронной почте (отправляет Ирина). Мне трудно судить о его успехах в учебе, но кажется, учится хорошо. Правда, были какие-то трудности с Торой. Я ему прочитал две или три статьи из Детской Библии (как раз изучаемый раздел «Иаков борется с Богом» и получает имя Исраэль). Как у него сейчас, не знаю, но один раз видел, что он брал у меня Детскую Библию. Я боюсь, что учительница будет против нашей христианской Библии, хотя чуть ли не больше половины в ней это практически Ветхий Завет. Ирина к этому относится спокойно и даже поддерживает Бориску в общешкольном почти нежелании Тору изучать, хотя это чуть ли не главный предмет. Это ведь история еврейского народа, изложенная с точки зрения религии. В общем, не знаю...

 

...Совершенно для меня неожиданно испортились отношения с Борей. И дело даже не в том, что он всячески меня обзывает, он меня просто не слушает. А я не могу ответить ему даже в малой степени: он может без меня уйти из дома, а это два перехода через дорогу, в том числе один там, где их с Тоней сбила машина. При всём этом особое хамство он допускает, когда к нему приходят дружки: он перед ними прямо-таки «выпендривается». А защиты от его хамства и простого беспредела у меня нет. Что стоит его только одна фраза: «Ты не думай, что кто-нибудь будет жалеть, когда ты умрешь. Ты никому у нас не нужен». Или: «Уходи от нас в свой хостель (рядом с нами общежитие для стариков), это не твоя квартира». Уйти в хостель, я думаю, дело не очень сложное, но ведь, несмотря ни на что, я люблю Бориску, я представляю, как Юре достанется мой уход от них. Кроме всего прочего, я отдаю ребятам ежемесячно семьсот шекелей квартирных и одну треть коммунальных расходов. Но главное, конечно, я даже не представляю, как это я смогу жить рядом и не вместе с Бориской...

 

Оборудовал свою комнату. Купил шифоньер – разместил всё барахло. Сделал маленькую полочку (вроде книжной), оснастил столик, хотя пишу по-прежнему на доске, которую держу на коленях, мне так легче писать. Впрочем, я даже письма стал печатать на машинке – очень уж сильно трясутся руки... Со здоровьем дело тоже просто плохо. И заметил, что после смерти Тони (даже раньше, с аварии) я просто-таки стал рассыпаться: болит сердце, хотя кардиолог сказал, что больших отклонений нет (но ведь болит), давление не очень сильно повышается, но очень уж редкий пульс, болят ноги при ходьбе, очень сильно устаю (после любой поездки в Хайфу или посещения магазина обязательно нужно полежать), левый глаз почти совсем не видит: врач сказал, что у меня «слабая» катаракта, но она ещё не созрела для операции, трясется правая рука (а сейчас стала трястись и левая), а таблетки, которые мне дала невропатолог, совсем не помогают. Плохо слышу, и Юра купил мне наушники, а то не расслышу, что говорят по телевизору... Можно еще продолжить, но главное – я всё время думаю о сыновьях и внуках, переживаю их неприятности и даже больше: несколько дней ходил сам не свой, думая, как Саша будет подготовлен к институту (во-первых, ничего такого и нет, а во-вторых, ему до института ещё два года). По ночам нередко ко мне приходит Тоня, и я ей плачусь на свою судьбу.

 

У Мили умер совершенно неожиданно (прямо в поезде метрополитена) сын Вадим, а буквально вслед за ним сестра Петра Михайловича Ольга. Да и саму Милю положили в больницу.

 

Костя пишет почти регулярно. Он, оказывается, возглавляет какое-то объединение, занимающееся историей Алексина, но главное, он – связующее звено между Алексином и всеми нами, разбросанными судьбой по всему свету алексинцами. Он написал, что из 49 выпускников (два класса) 1941 года осталось 19. И если считать, что я самый «молодой» среди этих выпускников, а мне через полгода 77...

Ужасно тоскую по Алексину, хотя отдаю себе отчет, что тоскую-то я по тому Алексину, которого уже и нет (было семь тысяч жителей перед войной, сейчас семьдесят, да и мне было намного меньше лет... По тому Алексину я и тоскую).

Но главное: после смерти Тони (даже, кажется, после аварии) жизнь для меня как-то потеряла смысл, хотя (подсознательно) мне и хочется дотянуть Бориску хотя бы лет до двенадцати, когда он не будет нуждаться в присмотре, как сейчас, несмотря на наши с ним ссоры, да и хочется завершить со своими «писаниями», а это значит разобрать, исправить и переплести, а потом и отдать один экземпляр Юра, а второй Вите. Хватит ли у меня на это силенок?..

***

Сегодня 22 июня 2000 года. Прошло 59 лет с тех пор, как в бору после ночной прогулки в лес (перед этим два дня отмечали выпуск двух десятых классов), мы узнали, что началась война, которая унесла многих наших ребят, а еще большее количество просто раскидала по всему свету. Вот и я, кажется, один из тех, кто оказался на чужбине (я имею в виду наших ребят, конечно). И вот уже Олежка два года как окончил институт, а Санечка пошел в 10-й класс, да и Стасик в 8-й. Что там говорить, наш Бориска заканчивает 2-й класс! И вот такое «измерение»: когда мы приехали в Бугульму, Тоня только начинала учиться в 9-м классе, а уже менее месяца осталось до ГОДОВЩИНЫ ЕЁ СМЕРТИ...

Сегодня наш руководитель Совета ветеранов в 6 часов собирает всех участников Великой Отечественной войны... Хоть пообщаемся...

 

...Вчера нас собрал наш руководитель Совета ветеранов Дунаевский Г.Е. в музее, который открыли к Дню Победы. Там накоротке делились воспоминаниями, как для каждого из нас началась война. Интересно, когда мы расходились, меня окликнул один мужчина (я его много раз видел в нашем клубе, хотя я там бываю очень редко): оказывается, он из Калуги и в Алексине бывал неоднократно, знает наш Бор, дома отдыха, Пасхаловский пляж и другое... Поговорили с десяток минут – ещё раз вспомнил наш Алексин...

***

Последнее время я очень плохо «работаю» дома: купил рамки больше двух месяцев назад, а предназначенные фотографии никак не вставлю (и совсем уж непростительно: не вставил фотографию шестнадцатилетней Тони. Ведь с этой Тоней я познакомился в 1941 году). Изготовил – тоже больше месяца назад – рамку с мелкой сеткой против комаров и мух, а вставить её в оконную раму – не сделал. Много и ещё каких-то вещей, которые я для памяти записываю, если не ежедневно, то еженедельно... и не выполняю, а переписываю на следующую неделю. А в день, когда я мою полы (а это два раза в неделю), когда езжу к врачу, бываю на кладбище, даже когда езжу в банк за деньгами (несмотря на положительные эмоции при этом) – в этот день я практически ничего не делаю: возвращаюсь и заваливаюсь на постель.

 

А сегодня с утра мыл лестницу. Вообще-то, пора бы и покончить с мытьем полов (мне ведь скоро 77 лет). Мне это дается с каждым разом всё труднее, но вот 450 шекелей... хочется ещё хоть немного подзаработать. Без этих денег у меня совсем не будет возможности что-то откладывать... А нужно. Буду тянуть.

 

Да, вот вспомнил ещё: в книжном магазине мельком видел кроме Корана и Торы – на двух языках – несколько книг по иудаизму, христианству, исламу, индуизму (дорогие, по 55 шекелей)... Подумалось: а не начать ли мне описание всех этих религий поподробнее, чем я это сделал в своих «Записках». Продолжу то, с чем свыкся за почти шесть лет – знакомством и записыванием о религиях, но теперь уже более подробно. Главное, конечно, убью ещё время, а то, закончив свои записи, я потерял последнюю «привязанность» для души.

С первой же получки (какое забытое, хотя и приятное слово) обязательно куплю книгу по иудаизму (самая старая религия), а там будет видно, стану ли записывать, так как голова плохо соображает, а религии, особенно ислам, индуизм, буддизм плохо у меня шли и в том, совсем коротком варианте – в «Записках».

***

Вчера ребятам привезли мебель, «Спальню», и, как это теперь называется в России, кинули: деньги взяли за один образец, а привезли совершенно другой. Дело к вечеру, пятница, справиться не у кого, а хватились, когда мебель уже собрали. Завтра Ирина пойдет выяснять...

***

19 июля был ГОД без Тони. Вечером дома зажег поминальную свечу перед её фотографией и поставил стопку водки с бутербродом (видел такое у умершего нашего военрука в доме, да и здесь мне один пенсионер из Николаева сказал, что так поступают в годину). Утром выпил эту стопку и поехал на кладбище. Плакал, конечно, и жаловался на свою судьбу: без Тони совсем жить не хочется. Дозвониться ни к кому (Витя, Юра, Маша, Олежка) в этот раз не смог. Юра приехал из командировки позже и мы с ним ещё раз съездили на клабище.

***

Я так редко стал записывать, что уже и не помню, писал ли об этом, но всё равно запишу. Буквально за несколько дней до смерти Тони, когда у нее было «просветление», она мне сказала: «Ты после моей смерти уходи от ребят и живи один. Ты, как ишак: будешь тянуть, пока не упадешь. А если захочешь, то женись...». Если я даже и записал раньше это, всё равно следует записать. Я не хочу, чтобы Юра считал, что я ушел от них с обидой. Никакой обиды – ухожу по своему желанию и по одному из последних желаний Тони. И ещё одно: если я умру не так, как принято, тоже ничьей вины в этом нет. Мы с Тоней прожили 52 года, но я не мог себе и представить, что так сроднился с ней, что теперешняя жизнь - сплошные мучения. В хостеле, который расположен совсем рядом, живут несколько стариков, которые ушли от живущих здесь детей...

Да, забыл, Тоня ещё велела мне хорошо одеваться, благо одежды у меня ещё на полвека, а я хожу в джинсах и старых майках. Итак, два из трёх (кроме женитьбы) Тониных разрешения (жить отдельно от ребят и поприличней одеваться) вполне исполнимы. Буду стараться их выполнить. Впрочем, я уже снял квартиру, хотя ещё и не переехал (по договору нынешний жилец имеет право там жить ещё полтора месяца). Но уже составлен договор с хозяином и я заплатил за месяц вперед. Конечно, у меня будут дополнительные трудности с деньгами (300 долларов в месяц трудноподъемная сумма. А ведь ещё и коммунальные расходы. Да и у ребят пропадают около тысячи шекелей, которые я им ежемесячно выплачивал). Но главная-то трудность – я не буду постоянно видеть Бориску, хотя, по правде говоря, он и сказал, что не будет жалеть, что я уйду от них. Вспоминаю Олежку, который тоже мне говорил, что не любит меня (сейчас он пишет, что я самый «клёвый» дед. Правда, тогда ему было, как и Бореньке сейчас, 8 лет, а сейчас уже 24). Я ему тогда, помнится, отвечал, что мне достаточно того, что я его люблю...

***

Юра пробыл дома дней 12-14 и опять уехал на два (с гаком) месяца. Ирина целый день на работе, а Бориска остается без присмотра. Попробую звонить ему под вечер, чтобы, как сейчас, вечером гулять с ним на площадке, где по вечерам собираются много детей его возраста. Бог даст, всё будет нормально...

***

Нужно заканчивать это дневниковое дополнение к основным записям. Попробую сделать это путем описания всей своей самой близкой родни.

 

Юра. Это первый сын, наверное поэтому ему больше досталось и ласки, и внимания. За практически полувековую совместную с ним жизнь он принес нам с Тоней много радости и неприятностей. Когда он уехал в Израиль, я поначалу не собирался следовать за ним. Сейчас я практически не могу вспомнить, как мы решились на переезд в Израиль. Дело в том, что я очень по нему и по Бориске скучал, но Тоня утверждала, что это она настояла на нашем переезде (чтобы я почувствовал себя на своей «исторической Родине» и свободным от всяких неприятностей, связанных с моим еврейством). Не буду это ворошить, но вспомню Юрины письма, в которых он звал нас, обещая «отдохнуть и подлечиться». Помню и Иринино письмо, в котором она, обращаясь к Тоне, писала, что она «хорошая», а здесь стала «ещё лучше». Так или иначе, но мы приехали в Израиль.

Нельзя сказать, что я жалею по поводу этого поступка. Мне иногда кажется, что я поехал бы в любое место. А иногда, когда вспоминаются Витя, Санечка и Стасик, а в последнее время они вспоминаются всё чаще и чаще, думается, что ехать не нужно было. Правда, на это накладывается и то, что Тоня умерла и похоронена здесь в Израиле.

Всё это усугубляется и тем, что я в течение нескольких лет писал свои «Записки», в которых вспомнил и записал (а многое и проиллюстрировал фотографиями) всю свою жизнь. А как мне сейчас кажется, впоминалось только хорошее: мой старый Алексин и моя молодость в нем, знакомство и вечная любовь с Тоней и многое другое, но всё только хорошее, так как мы были молодыми и способными справиться с теми трудностями, которые встречались на нашем пути.

После смерти Тони (19 июля 1999 года), а перед этим её пребывания в течение 19 месяцев в разных больницах, а потом и домах престарелых (не знаю их точного определения, т.к. там она находилась тоже под определенным наблюдением врачей) и каждодневного посещения её – видимо, закончился запас моих душевных сил... И уж совсем невмоготу, когда Тоня во сне «приходит» и зовёт к себе...

...Начал писать о Юре, а переключился на свои болячки, но ничего не могу поделать: стал совсем старый, дряхлый и неспособный к преодолению даже самых малых неприятностей. Я иногда смотрю на свою фотографию немногим более десятилетней давности, где запечатлен бравый гвардейский подполковник, и думаю, что «укатали сивку крутые горки» - это про меня. Мне очень хочется убедить Юру, что его вины в моём быстром «перерождении» совершенно нет: мы с Тоней прожили 52 года (а перед этим дружили с 1941 по 1947 год), и жизнь без неё мне представляется никчемной...

 

Витя. Родился 5 феврала 1957 года (Юра - 11 апреля 1949 года) почти через 8 лет после Юры в Заполярье (Юра в Плесецке – сейчас там космодром, а Витя в городе Кировск) на Кольском полуострове. Я много написал в ходе описания своей жизни о Тоне, Юре и о Вите, поэтому коротко...

Дорогой мой младшенький сыночек Витя. Ты, а особенно Светлана, не один раз упрекали меня в том, что я уделял больше внимания Юре. Это совсем не так: я любил и люблю тебя точно так же, как и Юру. Хотя я и согласен, что Юра тянул на себя больше тебя. Правда и то, что мы последние годы прожили с Юрой, значит, и все его «болячки» были рядом с нами. Клянусь тебе, Витенька, что как мама, так и я никогда не делили вас на первых и вторых. Ты, наверно, имел возможность убедиться в этом по моим тревожным звонкам и письмам. Я скучаю по тебе так же, как и по Юре, когда он уезжает и по месяцам его нет рядом.

Впрочем, ты (а Юра – наверняка) должен помнить, что у меня тоже была схожая служба: я служил много лет в инжбате, а это значит, на всё лето мы уезжали на строительство или ремонт полевых аэродромов. А то, что мы часто летом бывали в Алексине – это Копанёв давал отпуска таким образом, чтобы я (да и другие офицеры тоже) мог провести отпуск вместе с семьёй.

Вот идет уже седьмой год, как мы расстались с тобой в Алматинском аэропорту. А мальчиков я видел и того меньше. И видит Бог, я очень по ним соскучился. А мои просьбы написать хоть маленькую записочку остаются без ответа.

 

Закончу словами песни:

«...Дай вам Бог пожить ребята лучше нас...».

О Светлане и Ирине писать ничего не буду.

 

Напишу и тоже коротко об Олежке и Борисе.

 

Олег. Это самый «старый» внук. Ему уже исполнилось 24 года. Он занял призовое место сначала на региональной (в Новосибирске), а потом и Всесоюзной Олимпиаде по физике (в Москве, на базе физико-технического института, как писала «Литературная газета», кузницы наших вундеркиндов), был зачислен без экзаменов в Физтех, а потом и окончил его с отличием. Уже два года он работает в Москве, хотя, по правде говоря, я ему советовал уехать «за бугор» - очень уж неспокойно сейчас даже в Москве. Он не хочет.

Ко мне он относится с пониманием и сочувствием. Он мне говорит: «Ты у меня самый «клёвый» дед. Он два раза был у нас в Израиле: один раз, когда Тоня лежала в больнице, и второй раз у неё на могиле. Я собрал и оставлю Юре деньги на приезд Олега еще раз – теперь уже на мою могилу и еще раз повидаться с Юрой и Бориской.

Боря. Самый маленький и, видимо поэтому, самый любимый внучонок. Я его очень люблю, хотя он часто не отвечает на мои «доброе утро» или «спокойной ночи».

Вот я скоро перееду и буду жить отдельно. Как я буду жить без Бориски? Впрочем, думаю, что я ему ещё пригожусь: вечерние прогулки (с 6 до 8-30) всё-таки, я надеюсь, будут под моим присмотром.

Боренька, слава богу, умненький мальчик, и учеба дается ему без особого труда. Сейчас, когда ему оборудовали отдельную комнатку с хорошим столом, думаю, что найдут свое разрешение и те незначительные шероховатости в чистописании, что были у него раньше (часто писал просто лежа на полу).

Говорят, что это у всех «наших» - не хочет читать на русском языке, хотя у него много сказок на русском самого высшего разряда. Даже дома и во время игр с нашими российскими мальчишками, они говорят только на иврите. Больше того, когда я прошу его что-нибудь мне перевести, он говорит, что «забыл, как это называется по-русски».

Дай тебе Бог, мой маленький дружок, всего самого наилучшего в жизни. Дай тебе Бог быть вечно любимым мамой и папой, а я тебя буду любить до самой моей смерти (хотя это и не так долго...).

 

Плохо пишется, поэтому на этом и закончу. Впрочем, сейчас я не совсем представляю, куда я вклиню этот «дневниковый раздел». Перелистал и увидел много перепутанных страниц. Исправлять не буду – у меня просто не хватит на это силенок. Надеюсь, что разберетесь.

А закончу я свои писания «О себе» словами, которые я тоже, кажется, уже приводил, из песни, которую поет мой любимый артист Вахтанг Кикабидзе:

          «Я скажу по старомодному сейчас:

          Мы уходим, мы уходим, мы уходим

          Дай вам Бог прожить ребята лучше нас...».

 ____________________________________________________ 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    (Из рукописи)

<< предыдущая          следующая >>

______________________________________________________________________

|К читателю|  |Воспоминания отца-1|  |Воспоминания отца-2|  |Проза|  |Доцентские хроники| |Письма внуку|  |Поэзия|  |Контакты|

Алма-Ата- Дед-Олег - зима.jpg
Янцен 91.jpg
Олег МФТИ.jpg
Олег Диплом.jpg
Боря школьник.jpg
Боря у бабушки.jpg
МАМА-2 фото.jpg
Белиловские у мамы.jpg
Сыновья и внуки.jpg
bottom of page